Преподобный Иоанн Дамаскин: что нужно знать об этом святом. Православная электронная библиотека Преподобный дамаскин

Преподобный Иоанн Дамаскин: что нужно знать об этом святом. Православная электронная библиотека Преподобный дамаскин

Житие св. Иоанна Дамаскина (ок. 675–753), крупнейшего богослова и гимнографа, разве не укрепило бы сердца мальчиков, жаждущих героического, и девочек, устремленных к красоте?

По церковному преданию, ему, важному лицу в государстве, по подложному письму, якобы свидетельствовавшему о его измене халифу, всенародно отрубили правую руку, повесив ее на базаре. По горячей молитве к Богородице рука, отданная ему халифом, приросла.

Святой воспел восторженный благодарственный гимн «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь», впоследствии включенный в литургию св. Василия Великого. Изображение руки святой постоянно держал у иконы Богородицы (отсюда берет начало известный иконный образ Богородицы - «Троеручица»).

Великой любовью окружено имя Иоанна в русском светском искусстве.

«Восторженный канон Дамаскина У всенощной сегодня пели, И умилением душа была полна, И чудные слова мне душу разогрели» (А. Н. Апухтин, «Год в монастыре. Отрывки из дневника», 1883). «Простым рожден я быть певцом, Глаголом вольным Бога славить!» - восклицает святой во вдохновенной поэме А. К. Толстого «Иоанн Дамаскин», послужившей основой пленительно-прекрасной одноименной кантаты Танеева - ее должны знать школьники.

Мы преступно обедняем отечественную культуру, лишая школьников дивной красоты. А слушающие (да и исполняющие!) романс Чайковского «Благословляю вас, леса» - подозревают ли, что это поет великий святой Восточной Церкви? Если б представляли, то вместо размазанно-вялого (а то и сюсюкающего) самодовольствия горело бы в сердцах строгое могучее вдохновение! И не украсила бы классов литературы и музыки его икона, возвысив сам дух учебного заведения и истребляя грязь с душ?

Любим калифом Иоанн;
Ему, что день, почет и ласка,
К делам правления призван
Лишь он один из христиан
Порабощенного Дамаска.
Его поставил властелин
И суд рядить, и править градом,
Он с ним беседует один,
Он с ним сидит в совете рядом;
Окружены его дворцы
Благоуханными садами,
Лазурью блещут изразцы,
Убраны стены янтарями;
В полдневный зной приют и тень
Дают навесы, шелком тканы,
В узорных банях ночь и день
Шумят студеные фонтаны.

Но от него бежит покой,
Он бродит сумрачен; не той
Он прежде мнил идти дорогой,
Он счастлив был бы и убогий,
Когда б он мог в тиши лесной,
В глухой степи, в уединенье,
Двора волнение забыть
И жизнь смиренно посвятить
Труду, молитве, песнопенью.

И раздавался уж не раз
Его красноречивый глас
Противу ереси безумной,
Что на искусство поднялась
Грозой неистовой и шумной.
Упорно с ней боролся он,
И от Дамаска до Царьграда
Был, как боец за честь икон
И как художества ограда,
Давно известен и почтен.

Но шум и блеск его тревожит,
Ужиться с ними он не может,
И, тяжкой думой обуян,
Тоска в душе и скорбь на лике,
Вошел правитель Иоанн
В чертог дамасского владыки.
«О государь, внемли! мой сан,
Величье, пышность, власть и сила,
Все мне несносно, все постыло.
Иным призванием влеком,
Я не могу народом править:
Простым рожден я быть певцом,
Глаголом вольным бога славить!
В толпе вельмож всегда один,
Мученья полон я и скуки;
Среди пиров, в главе дружин,
Иные слышатся мне звуки;
Неодолимый их призыв
К себе влечет меня все боле —
О, отпусти меня, калиф,

И тот просящему в ответ:
«Возвеселись, мой раб любимый!
Печали вечной в мире нет
И нет тоски неизлечимой!
Твоею мудростью одной
Кругом Дамаск могуч и славен.
Кто ныне нам величьем равен?
И кто дерзнет на нас войной?
А я возвышу жребий твой —
Недаром я окрест державен —
Ты примешь чести торжество,
Ты будешь мне мой брат единый:
Возьми полцарства моего,
Лишь правь другою половиной!»

К нему певец: «Твой щедрый дар,
О государь, певцу не нужен;
С иною силою он дружен;
В его груди пылает жар,
Которым зиждется созданье;
Служить творцу его призванье;
Его души незримый мир
Престолов выше и порфир.
Он не изменит, не обманет;
Все, что других влечет и манит:
Богатство, сила, слава, честь —
Все в мире том в избытке есть;
А все сокровища природы:
Степей безбережный простор,
Туманный очерк дальних гор
И моря пенистые воды,
Земля, и солнце, и луна,
И всех созвездий хороводы,
И синей тверди глубина —
То всe одно лишь отраженье,
Лишь тень таинственных красот,
Которых вечное виденье
В душе избранника живет!
О, верь, ничем тот не подкупен,
Кому сей чудный мир доступен,
Кому господь дозволил взгляд
В то сокровенное горнило,
Где первообразы кипят,
Трепещут творческие силы!
То их торжественный прилив
Звучит певцу в его глаголе —
О, отпусти меня, калиф,
Дозволь дышать и петь на воле!»

И рек калиф: «В твоей груди
Не властен я сдержать желанье,
Певец, свободен ты, иди,
Куда влечет тебя призванье!»

И вот правителя дворцы
Добычей сделались забвенья;
Оделись пестрые зубцы
Травой и прахом запустенья;
Его несчетная казна
Давно уж нищим раздана,
Усердных слуг не видно боле,
Рабы отпущены на волю,
И не укажет ни один,
Куда их скрылся господин.
В хоромах стены и картины
Давно затканы паутиной,
И мхом фонтаны заросли;
Плющи, ползущие по хорам,
От самых сводов до земли
Зеленым падают узором,
И мак спокойно полевой
Растет кругом на звонких плитах,
И ветер, шелестя травой,
В чертогах ходит позабытых.

Благословляю вас, леса,
Долины, нивы, горы, воды!
Благословляю я свободу
И голубые небеса!
И посох мой благословляю,
И эту бедную суму,
И степь от краю и до краю,
И солнца свет, и ночи тьму,
И одинокую тропинку,
По коей, нищий, я иду,
И в поле каждую былинку,
И в небе каждую звезду!
О, если б мог всю жизнь смешать я,
Всю душу вместе с вами слить!
О, если б мог в свои объятья
Я вас, враги, друзья и братья,
И всю природу заключить!
Как горней бури приближенье,
Как натиск пенящихся вод,
Теперь в груди моей растет
Святая сила вдохновенья.
Уж на устах дрожит хвала
Всему, что благо и достойно, —
Какие ж мне воспеть дела?
Какие битвы или войны?
Где я для дара моего
Найду высокую задачу?
Чье передам я торжество
Иль чье падение оплачу?
Блажен, кто рядом славных дел
Свой век украсил быстротечный;
Блажен, кто жизнию умел
Хоть раз коснуться правды вечной;
Блажен, кто истину искал,
И тот, кто, побежденный, пал
В толпе ничтожной и холодной,
Как жертва мысли благородной!
Но не для них моя хвала,
Не им восторга излиянья!
Мечта для песен избрала
Не их высокие деянья!
И не в венце сияет он,
К кому душа моя стремится;
Не блеском славы окружен,
Не на звенящей колеснице
Стоит он, гордый сын побед;
Не в торжестве величья — нет, —
Я зрю его передо мною
С толпою бедных рыбаков;
Он тихо, мирною стезею,
Идет меж зреющих хлебов;
Благих речей своих отраду
В сердца простые он лиет,
Он правды алчущее стадо
К ее источнику ведет.

Зачем не в то рожден я время,
Когда меж нами, во плоти,
Неся мучительное бремя,
Он шел на жизненном пути!
Зачем я не могу нести,
О мой господь, твои оковы,
Твоим страданием страдать,
И крест на плечи твой приять,
И на главу венец терновый!
О, если б мог я лобызать
Лишь край святой твоей одежды,
Лишь пыльный след твоих шагов,
О мой господь, моя надежда,
Моя и сила и покров!
Тебе хочу я все мышленья,
Тебе всех песней благодать,
И думы дня, и ночи бденья,
И сердца каждое биенье,
И душу всю мою отдать!
Не отверзайтесь для другого
Отныне, вещие уста!
Греми лишь именем Христа,
Мое восторженное слово!

Часы бегут. Ночная тень
Не раз сменяла зной палящий,
Не раз, всходя, лазурный день
Свивал покров с природы спящей;
И перед странником вдали
И волновались и росли
Разнообразные картины:
Белели снежные вершины
Над лесом кедровым густым,
Иордан сверкал в степном просторе,
И Мертвое чернело море,
Сливаясь с небом голубым.
И вот, виясь в степи широкой,
Чертой изогнутой легло
Пред ним Кедронского потока
Давно безводное русло.

Смеркалось. Пар струился синий;
Кругом царила тишина;
Мерцали звезды; над пустыней
Всходила медленно луна.
Брегов сожженные стремнины
На дно сбегают крутизной,
Спирая узкую долину
Двойной отвесною стеной.
Внизу кресты, символы веры,
Стоят в обрывах здесь и там,
И видны странника очам
В утесах рытые пещеры.
Сюда со всех концов земли,
Бежав мирского треволненья,
Отцы святые притекли
Искать покоя и спасенья.
С краев до высохшего дна,
Где спуск крутой ведет в долину,
Руками их возведена
Из камней крепкая стена,
Отпор степному сарацину.
В стене ворота. Тесный вход
Над ними башня стережет.
Тропинка вьется над оврагом,
И вот, спускаясь по скалам,
При свете звезд, усталым шагом
Подходит странник к воротам.
«Тебя, безбурное жилище,
Тебя, познания купель,
Житейских помыслов кладбище
И новой жизни колыбель,
Тебя приветствую, пустыня,
К тебе стремился я всегда!
Будь мне убежищем отныне,
Приютом песен и труда!
Все попечения мирские
Сложив с себя у этих врат,
Приносит вам, отцы святые,
Свой дар и гусли новый брат!»

«Отшельники Кедронского потока,
Игумен вас сзывает на совет!
Сбирайтесь все: пришедший издалека
Вам новый брат приносит свой привет!
Велики в нем и вера и призванье,
Но должен он пройти чрез испытанье.

Из вас его вручаю одному:
Он тот певец, меж всеми знаменитый,
Что разогнал иконоборства тьму,
Чьим словом ложь попрана и разбита,
То Иоанн, святых икон защита —
Кто хочет быть наставником ему?»

И лишь назвал игумен это имя,
Заволновался весь монахов ряд,
И на певца дивятся и глядят,
И пробегает шепот между ними.
Главами все поникнувши седыми,
С смирением игумну говорят:

«Благословен сей славный божий воин,
Благословен меж нас его приход,
Но кто же здесь учить того достоин,
Кто правды свет вокруг себя лиeт?
Чье слово нам как колокол звучало —
Tого ль приять дерзнем мы под начало?»

Тут из толпы один выходит брат;
То черноризец был на вид суровый,
И строг его пытующий был взгляд,
И строгое певцу он молвил слово:
«Держать посты уставы нам велят,
Служенья ж мы не ведаем иного! —

Коль под моим началом хочешь быть,
Тебе согласен дать я наставленье,
Но должен ты отныне отложить
Ненужных дум бесплодное броженье;
Дух праздности и прелесть песнопенья
Постом, певец, ты должен победить!

Коль ты пришел отшельником в пустыню,
Умей мечты житейские попрать,
И на уста, смирив свою гордыню,
Ты наложи молчания печать!
Исполни дух молитвой и печалью —
Вот мой устав тебе в новоначалье».

Замолк монах. Нежданный приговор
Как гром упал средь мирного синклита.
Смутились все. Певца померкнул взор,
Покрыла бледность впалые ланиты.

И неподвижен долго он стоял,
Безмолвно опустив на землю очи,
Как будто бы ответа он искал,
Но отвечать недоставало мочи.

И начал он: «Моих всю бодрость сил,
И мысли все, и все мои стремленья —
Одной я только цели посвятил:
Хвалить творца и славить в песнопенье.

Но ты велишь скорбеть мне и молчать —
Твоей, отец, я повинуюсь воле:
Весельем сердце не взыграет боле,
Уста сомкнет молчания печать.

Так вот где ты таилось, отреченье,
Что я не раз в молитвах обещал!
Моей отрадой было песнопенье,
И в жертву ты, господь, его избрал!

Настаньте ж, дни молчания и муки!
Прости, мой дар! Ложись на гусли, прах!
А вы, в груди взлелеянные звуки,
Замрите все на трепетных устах!

Спустися, ночь, на горестного брата
И тьмой его от солнца отлучи!
Померкните, затмитесь без возврата,
Моих псалмов звенящие лучи!

Погибни, жизнь! Погасни, огнь алтарный!
Уймись во мне, взволнованная кровь!
Свети лишь ты, небесная любовь,
В моей ночи звездою лучезарной!

О мой господь! Прости последний стон
Последний сердца страждущего ропот!
Единый миг — замрет и этот шепот,
И встану я, тобою возрожден!

Свершилось. Мрака набегают волны.
Взор гаснет. Стынет кровь. Всему конец!
Из мира звуков ныне в мир безмолвный
Нисходит к вам развенчанный певец!»

В глубоком ущелье,
Как гнезда стрижей,
По желтым обрывам темнеют пустынные кельи,
Но речи не слышно ничьей;
Все тихо, пока не сберется к служенью
Отшельников рой;
И вторит тогда их обрядному пенью
Один отголосок глухой.
А там, над краями долины,
Безлюдной пустыни царит торжество,
И пальмы не видно нигде ни единой,
Все пусто кругом и мертво.
Как жгучее бремя,
Так небо усталую землю гнетет,
И кажется, будто бы время
Свой медленный звучно свершает над нею полет.
Порой отдаленное слышно рычанье
Голодного льва;
И снова наступит молчанье,
И снова шумит лишь сухая трава,
Когда из-под камней змея выползая
Блеснет чешуей;
Крилами треща, саранча полевая
Взлетит иногда. Иль случится порой,
Пустыня проснется от дикого клика,
Посыпятся камни, и там, в вышине,
Дрожа и колеблясь, мохнатая пика
Покажется в небе. На легком коне
Появится всадник; над самым оврагом
Сдержав скакуна запененного лет,
Проедет он мимо обители шагом
Да инокам сверху проклятье пошлет.
И снова все стихнет. Лишь в полдень орлицы
На крыльях недвижных парят,
Да вечером звезды горят,
И скучною тянутся длинные дни вереницей.

Порою в тверди голубой
Проходят тучи над долиной;
Они картину за картиной,
Плывя, свивают меж собой.
Так, в нескончаемом движенье,
Клубится предо мной всегда
Воспоминаний череда,
Погибшей жизни отраженья;
И льнут, и вьются без конца,
И вечно волю осаждают,
И онемевшего певца,
Ласкаясь, к песням призывают.
И казнью стал мне праздный дар,
Всегда готовый к пробужденью;
Так ждет лишь ветра дуновенья
Под пеплом тлеющий пожар —
Перед моим тревожным духом
Теснятся образы толпой,
И, в тишине, над чутким ухом
Дрожит созвучий мерный строй;
И я, не смея святотатно
Их вызвать в жизнь из царства тьмы,
В хаоса ночь гоню обратно
Мои непетые псалмы.
Но тщетно я, в бесплодной битве,
Твержу уставные слова
И заученные молитвы —
Душа берет свои права!
Увы, под этой ризой черной,
Как в оны дни под багрецом,
Живым палимое огнем,
Мятется сердце непокорно!
Юдоль, где я похоронил
Броженье деятельных сил,
Свободу творческого слова —
Юдоль молчанья рокового!
О, передай душе моей
Твоих стремнин покой угрюмый!
Пустынный ветер, о развей
Мои недремлющие думы!

Tщетно он просит и ждет от безмолвной юдоли покоя,
Ветер пустынный не может недремлющей думы развеять.
Годы проходят один за другим, все бесплодные годы!
Все тяжелее над ним тяготит роковое молчанье.
Так он однажды сидел у входа пещеры, рукою
Грустные очи закрыв и внутренним звукам внимая.
К скорбному тут к нему подошел один черноризец,
Пал на колени пред ним и сказал: «Помоги, Иоанне!
Брат мой по плоти преставился; братом он был по душе
мне!
Tяжкая горесть снедает меня; я плакать хотел бы —
Слезы не льются из глаз, но скипаются в горестном
сердце.
Ты же мне можешь помочь: напиши лишь умильную
песню,
Песнь погребальную милому брату, ее чтобы слыша,
Мог я рыдать, и тоска бы моя получила ослабу!»
Кротко взглянул Иоанн и печально в ответ ему молвил:
«Или не ведаешь ты, каким я связан уставом?
Строгое старец на песни мои наложил запрещенье!»
Тот же стал паки его умолять, говоря: «Не узнает
Старец о том никогда; он отсель отлучился на три дня,
Брата ж мы завтра хороним; молю тебя всею душою,
Дай утешение мне в беспредельно горькой печали!»
Паки ж отказ получив: «Иоанне! — сказал черноризец, —
Если бы был ты телесным врачом, а я б от недуга
Так умирал, как теперь умираю от горя и скорби,
Ты ли бы в помощи мне отказал? И не дашь ли ответа
Господу богу о мне, если ныне умру безутешен?»
Так говоря, колебал в Дамаскине он мягкое сердце.
Собственной полон печали, певец дал жалости место;
Черною тучей тогда на него низошло вдохновенье,
Образы мрачной явились толпой, и в воздухе звуки
Стали надгробное мерно гласить над усопшим рыданье.
Слушал певец, наклонивши главу, то незримое пенье,
Долго слушал, и встал, и, с молитвой вошедши в пещеру,
Там послушной рукой начертал, что ему прозвучало.
Так был нарушен устав, так прервано было молчанье.

Над вольной мыслью богу неугодны
Насилие и гнет:
Она, в душе рожденная свободно,
В оковах не умрет!

Ужели вправду мнил ты, близорукий,
Сковать свои мечты?
Ужель попрать в себе живые звуки
Насильно думал ты?

С Ливанских гор, где в высоте лазурной
Белеет дальний снег,
В простор степей стремяся, ветер бурный
Удержит ли свой бег?

И потекут ли вспять струи потока,
Что между скал гремят?
И солнце там, поднявшись от востока,
Вернется ли назад?

Колоколов унылый звон
С утра долину оглашает.
Покойник в церковь принесен;
Обряд печальный похорон
Собор отшельников свершает.
Свечами светится алтарь,
Стоит певец с поникшим взором,
Поет напутственный тропарь,
Ему монахи вторят хором:

«Какая сладость в жизни сей
Земной печали непричастна?
Чье ожиданье не напрасно?
И где счастливый меж людей?
Все то превратно, все ничтожно,
Что мы с трудом приобрели, —
Какая слава на земли
Стоит тверда и непреложна?
Все пепел, призрак, тень и дым,
Исчезнет все как вихорь пыльный,
И перед смертью мы стоим
И безоружны и бессильны.
Рука могучего слаба,
Ничтожны царские веленья —
Прими усопшего раба,

Как ярый витязь смерть нашла,
Меня как хищник низложила,
Свой зев разинула могила
И все житейское взяла.
Спасайтесь, сродники и чада,
Из гроба к вам взываю я,
Спасайтесь, братья и друзья,
Да не узрите пламень ада!
Вся жизнь есть царство суеты,
И, дуновенье смерти чуя,
Мы увядаем, как цветы, —
Почто же мы мятемся всуе?
Престолы наши суть гроба,
Чертоги наши — разрушенье, —
Прими усопшего раба,
Господь, в блаженные селенья!
Средь груды тлеющих костей
Кто царь? кто раб? судья иль воин?
Кто царства божия достоин?
И кто отверженный злодей?
О братья, где сребро и злато?
Где сонмы многие рабов?
Среди неведомых гробов
Кто есть убогий, кто богатый?
Все пепел, дым, и пыль, и прах,
Все призрак, тень и привиденье —
Лишь у тебя на небесах,
Господь, и пристань и спасенье!
Исчезнет все, что было плоть,
Величье наше будет тленье —
Прими усопшего, господь,
В твои блаженные селенья!

И ты, предстательница всем!
И ты, заступница скорбящим!
К тебе о брате, здесь лежащем,
К тебе, святая, вопием!
Моли божественного сына,
Его, пречистая, моли,
Дабы отживший на земли
Оставил здесь свои кручины!
Все пепел, прах, и дым, и тень!
О други, призраку не верьте!
Когда дохнет в нежданный день
Дыханье тлительное смерти,
Мы все поляжем, как хлеба,
Серпом подрезанные в нивах, —
Прими усопшего раба,
Господь, в селениях счастливых!

Иду в незнаемый я путь,
Иду меж страха и надежды;
Мой взор угас, остыла грудь,
Не внемлет слух, сомкнуты вежды;
Лежу безгласен, недвижим,
Не слышу братского рыданья,
И от кадила синий дым
Не мне струит благоуханье;
Но вечным сном пока я сплю,
Моя любовь не умирает,
И ею, братья, вас молю,
Да каждый к господу взывает:
Господь! В тот день, когда труба
Вострубит мира преставленье, —
Прими усопшего раба
В твои блаженные селенья!»

Так он с монахами поет.
Но вот меж ними, гость нежданный,
Нахмуря брови, предстает
Наставник старый Иоанна.
Суровы строгие черты,
Главу подъемля величаво:
«Певец, — он молвит, — так ли ты
Блюдешь и чтишь мои уставы?
Когда пред нами братний прах,
Не петь, но плакать нам пристойно!
Изыди, инок недостойный, —
Не в наших жить тебе стенах!»

И, гневной речью пораженный,
Виновный пал к его ногам:
«Прости, отец! не знаю сам,
Как преступил твои законы!
Во мне звучал немолчный глас,
В неодолимой сердца муке
Невольно вырвалися звуки,
Невольно песня полилась!»
И ноги старца он объемлет:
«Прости вину мою, отец!»
Но тот раскаянью не внемлет,
Он говорит: «Беги, певец!
Досель житейская гордыня
Еще жива в твоей груди «
От наших келий отойди,
Не оскверняй собой пустыни!»

Прошла по лавре роковая весть,
Отшельников смутилося собранье:
«Наш Иоанн, Христовой церкви честь,
Наставника навлек негодованье!
Ужель ему придется перенесть,
Ему, певцу, позорное изгнанье?»
И жалостью исполнились сердца,
И все собором молят за певца.

Но, словно столб, наставник непреклонен,
И так в ответ просящим молвит он:
«Устав, что мной однажды узаконен,
Не будет даром ныне отменен.
Кто к гордости и к ослушанью склонен,
Того как терн мы вырываем вон.
Но если в нем неложны сожаленья,
Эпитимьей он выкупит прощенье:

Пусть он обходит лавры черный двор,
С лопатою обходит и с метлою;
Свой дух смирив, пусть всюду грязь и сор
Он непокорной выметет рукою.
Дотоль над ним мой крепок приговор,
И нет ему прощенья предо мною!»
Замолк. И, вняв безжалостный отказ,
Вся братия в печали разошлась.
________

Презренье, други, на певца,
Что дар священный унижает,
Что пред кумирами склоняет
Красу лаврового венца!
Что гласу истины и чести
Внушенье выгод предпочел,
Что угождению и лести
Бесстыдно продал свой глагол!
Из века в век звучать готово,
Ему на казнь и на позор,
Его бессовестное слово,
Как всенародный приговор.

Но ты, иной взалкавший пищи,
Ты, что молитвою влеком,
Высокий сердцем, духом нищий,
Живущий мыслью со Христом,
Ты, что пророческого взора
Пред блеском мира не склонял, —
Испить ты можешь без укора
Весь унижения фиал!

И старца речь дошла до Дамаскина.
Эпитимьи условия узнав,
Певец спешит свои загладить вины,
Спешит почтить неслыханный устав.
Сменила радость горькую кручину:
Без ропота лопату в руки взяв,
Певец Христа не мыслит о пощаде,
Но униженье терпит бога ради.
________

Тот, кто с вечною любовию
Воздавал за зло добром —
Избиен, покрытый кровию,
Венчан терновым венцом —
Всех, с собой страданьем сближенных,
В жизни долею обиженных,
Угнетенных и униженных,
Осенил своим крестом.

Вы, чьи лучшие стремления
Даром гибнут под ярмом,
Верьте, други, в избавление —
К божью cвету мы грядем!
Вы, кручиною согбенные,
Вы, цепями удрученные,
Вы, Христу сопогребенные,
Совоскреснете с Христом!

Темнеет. Пар струится синий;
В ущелье мрак и тишина;
Мерцают звезды; и луна
Восходит тихо над пустыней.
В свою пещеру одинок
Ушел отшельник раздраженный.
Все спит. Луной посеребренный,
Иссякший видится поток.
Над ним скалистые вершины
Из мрака смотрят там и тут;
Но сердце старца не влекут
Природы мирные картины;
Оно для жизни умерло.
Согнувши строгое чело,
Он, чуждый миру, чуждый братьям,
Лежит, простерт перед распятьем.
В пыли седая голова,
И смерть к себе он призывает,
И шепчет мрачные слова,
И камнем в перси ударяет.
И долго он поклоны клал,
И долго смерть он призывал,
И наконец, в изнеможенье,
Безгласен, наземь он упал,
И старцу видится виденье:

Разверзся вдруг утесов свод,
И разлилось благоуханье,
И от невидимых высот
В пещеру падает сиянье.
И в трепетных его лучах,
Одеждой звездною блистая,
Явилась дева пресвятая
С младенцем спящим на руках.
Из света чудного слиянный,
Ее небесно-кроток вид.
«Почто ты гонишь Иоанна?-
Она монаху говорит.-
Его молитвенные звуки,
Как голос неба на земли,
В сердца послушные текли,
Врачуя горести и муки.
Почто ж ты, старец, заградил
Нещадно тот источник сильный,

Который мир бы напоил
Водой целебной и обильной?
На то ли жизни благодать
Господь послал своим созданьям,
Чтоб им бесплодным истязаньем
Себя казнить и убивать?
Он дал природе изобилье,
И бег струящимся рекам,
Он дал движенье облакам,
Земле цветы и птицам крылья.
Почто ж певца живую речь
Сковал ты заповедью трудной?
Оставь его глаголу течь
Рекой певучей неоскудно!
Да оросят его мечты,
Как дождь, житейскую долину;
Оставь земле ее цветы,
Оставь созвучья Дамаскину!»

Виденье скрылось в облаках,
Заря восходит из тумана…
Встает встревоженный монах,
Зовет и ищет Иоанна —
И вот обнял его старик:
«О сын смирения Христова!
Тебя душою я постиг —
Отныне петь ты можешь снова!
Отверзи вещие уста,
Твои окончены гоненья!
Во имя господа Христа,
Певец, святые вдохновенья
Из сердца звучного излей,
Меня ж, молю, прости, о чадо,
Что слову вольному преградой
Я был по грубости моей!»

Воспой же, страдалец, воскресную песнь!
Возрадуйся жизнию новой!
Исчезла коснения долгая плеснь,
Воскресло свободное слово!

Того, кто оковы души сокрушил,
Да славит немолчно созданье!
Да хвалят торжественно господа сил
И солнце, и месяц, и хоры светил,
И всякое в мире дыханье!

Блажен, кому ныне, господь, пред тобой
И мыслить и молвить возможно!
С бестрепетным сердцем и с теплой мольбой
Во имя твое он выходит на бой
Со всем, что неправо и ложно!

Раздайся ж, воскресная песня моя!
Как солнце взойди над землею!
Расторгни убийственный сон бытия
И, свет лучезарный повсюду лия,
Громи, что созиждено тьмою!

Не с диких падает высот,
Средь темных скал, поток нагорный;
Не буря грозная идет;
Не ветер прах вздымает черный;
Не сотни гнущихся дубов
Шумят главами вековыми;
Не ряд морских бежит валов,
Качая гребнями седыми, —

То Иоанна льется речь,
И, сил исполненная новых,
Она громит, как божий меч,
Во прах противников Христовых.

Не солнце красное встает;
Не утро светлое настало;
Не стая лебедей взыграла
Весной на лоне ясных вод;
Не соловьи, в стране привольной,
Зовут соседних соловьев;
Не гул несется колокольный
От многохрамных городов, —

То слышен всюду плеск народный,
То ликованье христиан,
То славит речию свободной
И хвалит в песнях Иоанн,
Кого хвалить в своем глаголе
Не перестанут никогда
Ни каждая былинка в поле,
Ни в небе каждая звезда.

Пре-по-доб-ный Иоанн Да-мас-кин ро-дил-ся око-ло 680 го-да в сто-ли-це Си-рии Да-мас-ке, в хри-сти-ан-ской се-мье. Его отец, Сер-гий Манс-ур, был каз-на-че-ем при дво-ре ха-ли-фа. У Иоан-на был при-ем-ный брат, оси-ро-тев-ший от-рок Кос-ма, ко-то-ро-го Сер-гий при-нял к се-бе в дом. Ко-гда де-ти под-рос-ли, Сер-гий по-за-бо-тил-ся об их об-ра-зо-ва-нии. На да-мас-ском неволь-ни-чьем рын-ке вы-ку-пил он из пле-на уче-но-го мо-на-ха Ко-с-му из Ка-лаб-рии и по-ру-чил ему учить де-тей. Маль-чи-ки об-на-ру-жи-ли необык-но-вен-ные спо-соб-но-сти и лег-ко осво-и-ли курс свет-ских и ду-хов-ных на-ук. По-сле смер-ти от-ца Иоанн за-нял при дво-ре долж-ность ми-ни-стра и гра-до-пра-ви-те-ля.

В то вре-мя в Ви-зан-тии воз-ник-ла и быст-ро рас-про-стра-ня-лась ересь ико-но-бор-че-ства, под-дер-жи-ва-е-мая им-пе-ра-то-ром Львом III Ис-ав-ром (717-741). Став на за-щи-ту пра-во-слав-но-го ико-но-по-чи-та-ния, Иоанн на-пи-сал три трак-та-та "Про-тив по-ри-ца-ю-щих свя-тые ико-ны". Муд-рые Бо-го-дух-но-вен-ные пи-са-ния Иоан-на при-ве-ли им-пе-ра-то-ра в ярость. Но так как ав-тор их не был ви-зан-тий-ским под-дан-ным, его нель-зя бы-ло ни за-клю-чить в тюрь-му, ни каз-нить. То-гда им-пе-ра-тор при-бег к кле-ве-те. По его при-ка-за-нию от име-ни Иоан-на бы-ло со-став-ле-но под-лож-ное пись-мо, в ко-то-ром да-мас-ский ми-нистр буд-то бы пред-ла-гал им-пе-ра-то-ру свою по-мощь в за-во-е-ва-нии си-рий-ской сто-ли-цы. Это пись-мо и свой ли-це-мер-но-льсти-вый от-вет на него Лев Ис-авр ото-слал ха-ли-фу. Тот немед-лен-но при-ка-зал от-стра-нить Иоан-на от долж-но-сти, от-ру-бить ему кисть пра-вой ру-ки и по-ве-сить ее на го-род-ской пло-ща-ди. В тот же день к ве-че-ру Иоан-ну вер-ну-ли от-руб-лен-ную ру-ку. Пре-по-доб-ный стал мо-лить-ся Пре-свя-той Бо-го-ро-ди-це и про-сить ис-це-ле-ния. За-снув, он уви-дел ико-ну Бо-жи-ей Ма-те-ри и услы-шал Ее го-лос, со-об-щив-ший ему, что он ис-це-лен, и вме-сте с тем по-велев-ший без уста-ли тру-дить-ся ис-це-лен-ной ру-кой. Проснув-шись, он уви-дел, что ру-ка его невре-ди-ма.

Узнав о чу-де, сви-де-тель-ство-вав-шем о неви-нов-но-сти Иоан-на, ха-лиф про-сил у него про-ще-ния и хо-тел вер-нуть ему преж-нюю долж-ность, но пре-по-доб-ный от-ка-зал-ся. Он роз-дал свое бо-гат-ство и вме-сте с при-ем-ным бра-том и то-ва-ри-щем по уче-нию Кос-мой от-пра-вил-ся в Иеру-са-лим, где по-сту-пил про-стым по-слуш-ни-ком в мо-на-стырь Сав-вы Освя-щен-но-го. Нелег-ко бы-ло най-ти ему ду-хов-но-го ру-ко-во-ди-те-ля. Из мо-на-стыр-ской бра-тии на это со-гла-сил-ся лишь один очень опыт-ный ста-рец, ко-то-рый стал уме-ло вос-пи-ты-вать в уче-ни-ке дух по-слу-ша-ния и сми-ре-ния. Преж-де все-го ста-рец за-пре-тил Иоан-ну пи-сать, по-ла-гая, что успе-хи на этом по-при-ще ста-нут при-чи-ной гор-ды-ни. Од-на-жды он по-слал пре-по-доб-но-го в Да-маск про-да-вать кор-зи-ны, из-го-тов-лен-ные в мо-на-сты-ре, при-чем по-ру-чил про-дать их го-раз-до до-ро-же их на-сто-я-щей це-ны. И вот, про-де-лав му-чи-тель-ный путь под зной-ным солн-цем, быв-ший вель-мо-жа Да-мас-ка очу-тил-ся на рын-ке в рва-ных одеж-дах про-сто-го про-дав-ца кор-зин. Но Иоан-на узнал его быв-ший до-мо-пра-ви-тель и ску-пил все кор-зи-ны по на-зна-чен-ной цене.

Од-на-жды в мо-на-сты-ре скон-чал-ся один из ино-ков, и брат по-кой-но-го по-про-сил Иоан-на на-пи-сать что-ни-будь в уте-ше-ние. Иоанн дол-го от-ка-зы-вал-ся, но из ми-ло-сер-дия, усту-пив прось-бам удру-чен-но-го го-рем, на-пи-сал свои зна-ме-ни-тые над-гроб-ные тро-па-ри. За это непо-слу-ша-ние ста-рец из-гнал его из сво-ей кел-лии. Все мо-на-хи на-ча-ли про-сить за Иоан-на. То-гда ста-рец по-ру-чил ему од-но из са-мых тя-же-лых и непри-ят-ных дел - уби-рать из мо-на-сты-ря нечи-сто-ты. Пре-по-доб-ный и здесь явил об-ра-зец по-слу-ша-ния. Через неко-то-рое вре-мя стар-цу в ви-де-нии бы-ло ука-за-но Пре-чи-стой и Пре-свя-той Де-вой Бо-го-ро-ди-цей снять за-прет с пи-са-тель-ства Иоан-на. О пре-по-доб-ном узнал Иеру-са-лим-ский пат-ри-арх, ру-ко-по-ло-жил его во свя-щен-ни-ка и сде-лал про-по-вед-ни-ком при сво-ей ка-фед-ре. Но пре-по-доб-ный Иоанн вско-ре вер-нул-ся в Лав-ру пре-по-доб-но-го Сав-вы, где до кон-ца сво-их дней про-во-дил вре-мя в пи-са-нии ду-хов-ных книг и цер-ков-ных пес-но-пе-ний, и по-ки-нул мо-на-стырь толь-ко для то-го, чтобы об-ли-чить ико-но-бор-цев на Кон-стан-ти-но-поль-ском Со-бо-ре 754 го-да. Его под-верг-ли тю-рем-но-му за-клю-че-нию и пыт-кам, но он всё пе-ре-нес и по ми-ло-сти Бо-жи-ей остал-ся жив. Пре-ста-вил-ся око-ло 780 г., в воз-расте 104 лет.

См. так-же: в из-ло-же-нии свт. Ди-мит-рия Ро-стов-ско-го.

Молитвы

Тропарь преподобному Иоанну Дамаскину, глас 8

Правосла́вия наста́вниче,/ благоче́стия учи́телю и чистоты́,/ вселе́нныя свети́льниче,/ мона́шествующих Богодохнове́нное удобре́ние, Иоа́нне прему́дре,/ уче́ньми твои́ми вся просвети́л еси́, цевни́це духо́вная,// моли́ Христа́ Бо́га спасти́ся душа́м на́шим.

Перевод: Православия наставник, учитель и чистоты, светильник вселенной, монашествующих украшение, Иоанн премудрый, учениями твоими ты всех просветил, лира духовная; моли Христа Бога о спасении душ наших.

Кондак преподобному Иоанну Дамаскину, глас 4

Песнопи́сца и честна́го Богоглаго́льника,/ Це́ркве наказа́теля и учи́теля,/ и враго́в сопротивобо́рца, Иоа́нна воспои́м:/ ору́жие бо взем, Крест Госпо́день,/ всю отрази́ ересе́й пре́лесть,/ и я́ко те́плый предста́тель к Бо́гу,// всем подае́т прегреше́ний проще́ние.

Перевод: Песнописца и почитаемого проповедника Божия, Церкви наставника и учителя, врагов противоборца, Иоанна воспоем, ибо взяв оружие, Крест Господень, отразил все заблуждения и, как горячий ходатай перед Богом, всем подает прегрешений прощение.

Молитва преподобному Иоанну Дамаскину

О, свяще́нная главо́, преподо́бне о́тче, преблаже́нне а́вво Иоа́нне! Не забу́ди убо́гих твои́х до конца́, но помина́й нас всегда́ во святы́х и благоприя́тных моли́твах к Бо́гу: помяни́ ста́до твое́, е́же сам упасл еси́, и не забу́ди посеща́ти чад твои́х моли́ за ны, о́тче свяще́нный, за де́ти твоя́ духо́вныя, я́ко име́яй дерзнове́ние к Небе́сному Царю́: не премолчи́ за ны ко Го́споду, и не пре́зри нас, ве́рою и любо́вию чту́щих тя: помина́й нас недосто́йных у Престо́ла Вседержи́телева, и не преста́й моля́ся о нас ко Христу́ Бо́гу, и́бо дана́ тебе́ бысть благода́ть за ны моли́тися. Не мним бо тя су́ща ме́ртва: а́ще бо те́лом и преста́вился еси́ от нас, но и по сме́рти жив сый пребыва́еши, не отступа́й от нас ду́хом, сохраня́я нас от стрел вра́жиих и вся́кия пре́лести бесо́вския и ко́зней диа́вольских, па́стырю наш до́брый. А́ще бо и моще́й твои́х ра́ка пред очи́ма на́шима ви́дима есть всегда́, но свята́я твоя́ душа́ со а́нгельскими во́инствы, со безпло́тными ли́ки, с Небе́сными си́лами, у Престо́ла Вседержи́телева предстоя́щи, досто́йно весели́тся, ве́дуще у́бо тя вои́стину и по сме́рти жи́ва су́ща, тебе́ припа́даем и тебе́ мо́лимся: моли́ся о нас Всеси́льному Бо́гу, о по́льзе душ на́ших, и испроси́ нам вре́мя на покая́ние, да невозбра́нно пре́йдем от земли́ на Не́бо, от мыта́рств же го́рьких, бесо́в возду́шных князе́й и от ве́чныя му́ки да изба́вимся, и Небе́снаго Ца́рствия насле́дницы да бу́дем со все́ми пра́ведными, от ве́ка угоди́вшими Го́споду на́шему Иису́су Христу́: Ему́же подоба́ет вся́кая сла́ва, честь и поклоне́ние, со Безнача́льным Его́ Отце́м, и с Пресвяты́м и Благи́м и Животворя́щим Его́ Ду́хом, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Каноны и Акафисты

Песнь 1

Ирмос: Во глубине постла иногда фараонитское всевоинство преоруженная сила, воплощшееся же Слово всезлобный грех потребило есть: препрославленный Господь славно бо прославися.

Твоя похвалы начати хотящу ми, подаждь твой ныне глас медоточный, преподобне, имже православную уяснил еси Церковь песньми, отче Иоанне, яже твою почитает память.

Яко мудр и остроумен судия, изряднейше сущих естество смотряя, нестоящих предразсудил еси вечнующая: привременными бо изменил еси пребывающая, отче Иоанне, идеже тя и ныне Христос прослави.

Богородичен: Превышши явилася еси, Чистая, всякия твари, видимыя же и невидимыя, Приснодево: Зиждителя бо родила еси, якоже благоволи воплотитися во утробе Твоей, Егоже со дерзновением моли спасти поющия Тя.

Песнь 3

Ирмос: Процвела есть пустыня, яко крин, Господи, языческая неплодящая, Церковь пришествием Твоим, в нейже утвердися мое сердце.

Расточил еси богатство, Богу взаим дая, темже тебе на Небесех уготовася Царство; но и ныне воздаяние, Иоанне, приял еси многократное.

Премудрости талант прием, деяньми украшая, уяснил еси, Иоанне, Церковь Христову, егоже многоусугубляеши, и житие оставив.

Богородичен: Чини удивишася Ангельстии, Пречистая, и человеческая устрашишася сердца о Рождестве Твоем. Темже Тя, Богородицу, верою чтим.

Кондак, глас 4

Песнописца и честнаго Богоглагольника, Церкве наказателя и учителя и врагов сопротивоборца Иоанна воспоим: оружие бо взем — Крест Господень, всю отрази ересей прелесть и яко теплый предстатель к Богу всем подает прегрешений прощение.

Икос

Церковному наставнику, и учителю, и жерцу, яко таиннику неизглаголанных, возопием согласно: иже к Богу твоими молитвами отверзи уста наша и сподоби глаголати словеса учений твоих, ты бо Троице явился еси сопричастник, яко другое солнце облистая в мире, чудесы и учении просияв, яко Моисей, в законе Господни поучаяся всегда, словом и делом был еси светильник и моля непрестанно всем подати прегрешений прощение.

Песнь 4

Ирмос: Пришел еси от Девы не ходатай, ни Ангел, но Сам, Господи, воплощся, и спасл еси всего мя, человека. Тем зову Ти: слава силе Твоей, Господи

Повелению Христову повинувся, оставил еси мирскую красоту, богатство, сладость, светлость, Егоже ради, взем твой крест, последовал еси, Иоанне мудре.

Сообнищав обнищавшему Христу человеческаго ради спасения, спрославился еси, якоже Той обещася, и сцарствуеши же присноцарствующему, Иоанне.

Богородичен: Тя, пристанище спасения и стену необориму, Богородице Владычице, вси вернии вемы: Ты бо молитвами Твоими от бед избавлявши души наша.

Песнь 5

Ирмос: Ходатай Богу и человеком был еси, Христе Боже: Тобою бо, Владыко, к Светоначальнику, Отцу Твоему, от нощи неведения приведение имамы.

Страхом Христовым, отче, утверждаемь к Божественней жизни, плотское мудрование все покорил еси духу, твоя, Иоанне, чувства очищая.

Очистив всякия скверны тело, и ум, и душу тщаливо, Богомудре, зарю приял еси трисолнечную, Иоанне, светлыми тя богатящую даровании.

Богородичен: Моли Твоего Сына и Господа, Дево Чистая, плененным избавление от противнаго обстояния, на Тя надеющимся, мирное даровати.

Песнь 6

Ирмос: Во глубине греховней содержимь есмь, Спасе, и в пучине житейстей обуреваемь, но, якоже Иону от зверя, и мене от страстей возведи и спаси мя.

Просветився Духа благодатию, Божественных и человеческих знанием вещей ясно обогатився, требующим, Иоанне, независтно преподал еси.

Подобне ликом Небесным, мудре, Церковь православно украсил еси, ликостоянныя песни приглашая Троице Боговещанныя.

Богородичен: Неискусомужно, Дево, родила еси и вечнуеши Дева, являющи истиннаго Божества, Сына и Бога Твоего, образы.

Песнь 7

Ирмос: Богопротивное веление беззаконнующаго мучителя высок пламень вознесло есть. Христос же простре Богочестивым отроком росу духовную, Сый благословен и препрославлен.

Ревностию разжигаемь, богоборных ересей всякое злоумие возразил еси светлыми писании, убелив всем ясно древле сеянная, мудрыми, о Иоанне, написанныя тонко.

Тепле обличил еси злоименных учеников Манента хульное нечестие, развратити покусившееся Церковь Христову, словесы и догматы твоими, о Иоанне, яже счинил еси.

Богородичен: Святых святейшую поразумеваем Тя, яко Едину рождшую Бога непременнаго, Дево нескверная, Мати безневестная: всем бо источила еси верным нетление Божественным Рождеством Твоим.

Песнь 8

Ирмос: Пещь иногда огненная в Вавилоне действа разделяше Божиим велением, халдеи опаляющая, верныя же орошающая, поющия: благословите, вся дела Господня, Господа.

Обличил еси яве, треблаженне Иоанне, Несториево разделение, Севирово слияние, единовольное пребезумие, веру же единодейственну сияние Православия всем облистав концем.

Всея враг плевелы обычно еретическия в Церкви Христове, сего поклонения отметатися во иконах честных, но обрете не дремлюща тя, всеблаженне Иоанне, всякое семя злое искореняюща.

Богородичен: Ты от Отца неразлучнаго, во чреве богомужно пожившаго, безсеменно зачала еси и несказанно родила еси, Богородительнице Пречистая: темже Тя, спасение всех нас, исповедаем.

Песнь 9

Ирмос: Безначальна Родителя Сын, Бог и Господь, воплощся от Девы, нам явися, омраченная просветити, собрати расточенная. Тем Всепетую Богородицу величаем.

Научил еси вся церковныя пети сыны православно Единицу в Троице Честную, воплощение же Слова Божественное богословити яве, Иоанне, уясняя неудобопостижная многим во Священных Писаниих.

Святых чины песнословив, преподобне, Чистую Богородицу, Христова Предтечу, таже апостолы, пророки с постники и мудрыя учители, праведники и мученики, в тех ныне водворяешися скиниих.

Богородичен: Чертог была еси иже паче ума воплощения Слова, Дево Богородительнице, одеяна славою добродетелей и испещрена. Тем Тя, Всенепорочная, Богородицу возвещаем.

Преподобный Иоанн Дамаскин родился около 680 года в столице Сирии, Дамаске, в христианской семье. Его отец, Сергий Мансур, был казначеем при дворе халифа. У Иоанна был приемный брат, осиротевший отрок Косма, которого Сергий принял к себе в дом. Когда дети подросли, Сергий позаботился об их образовании. На Дамасском невольничьем рынке выкупил он из плена ученого монаха Косму из Калабрии и поручил ему учить детей. Мальчики обнаружили необыкновенные способности и легко освоили курс светских и духовных наук. После смерти отца Иоанн занял при дворе должность министра и градоправителя.

В то время в Византии возникла и быстро распространялась ересь иконоборчества, поддерживаемая императором Львом III Исавром (717-741). Став на защиту православного иконопочитания, Иоанн написал три трактата «Против порицающих святые иконы». Мудрые, Богодухновенные писания Иоанна привели императора в ярость. Но, так как автор их не был византийским подданным, его нельзя было ни заключить в тюрьму, ни казнить. Тогда император прибег к клевете. По его приказанию от имени Иоанна было составлено подложное письмо, в котором дамасский министр будто бы предлагал императору свою помощь в завоевании сирийской столицы. Это письмо и свой лицемерно-льстивый ответ на него Лев Исавр отослал халифу. Тот немедленно приказал отстранить Иоанна от должности, отрубить ему кисть правой руки и повесить ее на городской площади. В тот же день к вечеру Иоанну вернули отрубленную руку. Преподобный стал молиться Пресвятой Богородице и просить исцеления. Заснув, он увидел икону Божией Матери и услышал Ее голос, сообщивший ему, что он исцелен, и вместе с тем повелевший без устали трудиться исцеленной рукой. Проснувшись, он увидел, что рука его невредима.

Узнав о чуде, свидетельствовавшем о невиновности Иоанна, халиф просил у него прощения и хотел вернуть ему прежнюю должность, но преподобный отказался. Он роздал свое богатство и вместе с приемным братом и товарищем по учению Космой отправился в Иерусалим, где поступил простым послушником в монастырь Саввы Освященного. Нелегко было найти ему духовного руководителя. Из монастырской братии на это согласился лишь один очень опытный старец, который стал умело воспитывать в ученике дух послушания и смирения. Прежде всего старец запретил Иоанну писать, полагая, что успехи на этом поприще станут причиной гордыни. Однажды он послал преподобного в Дамаск продавать корзины, изготовленные в монастыре, причем поручил продать их гораздо дороже их настоящей цены. И вот, проделав мучительный путь под знойным солнцем, бывший вельможа Дамаска очутился на рынке в рваных одеждах простого продавца корзин. Но Иоанна узнал его бывший домоправитель и скупил все корзины по назначенной цене.

Однажды в монастыре скончался один из иноков и брат покойного попросил Иоанна написать что-нибудь в утешение. Иоанн долго отказывался, но из милосердия, уступив просьбам удрученного горем, написал свои знаменитые надгробные тропари. За это непослушание старец изгнал его из своей келлии. Все монахи начали просить за Иоанна. Тогда старец поручил ему одно из самых тяжелых и неприятных дел - убирать из монастыря нечистоты. Преподобный и здесь явил образец послушания. Через некоторое время старцу в видении было указано Пречистой и Пресвятой Девой Богородицей снять запрет с писательства Иоанна. О преподобном узнал Иерусалимский Патриарх, рукоположил его во священника и сделал проповедником при своей кафедре. Но преподобный Иоанн вскоре вернулся в Лавру преподобного Саввы, где до конца своих дней проводил время в писании духовных книг и церковных песнопений, и покинул монастырь только для того, чтобы обличить иконоборцев на Константинопольском Соборе 754 года. Его подвергли тюремному заключению и пыткам, но он все перенес и по милости Божией остался жив. Преставился около 780 г., в возрасте 104 лет.

/p>

Святой Иоанн родился в Сирийском городе Дамаске - столице мусульманского мира -около 680 года. Его отец Сергий Мансур был христианином и служил при дамасском калифе главным казначеем. Когда Иоанну было десять лет, его отец нашел среди пленных, приведенных на дамасский рынок, образованного монаха, который, как оказалось, был силен не только в светских науках, но в музыке и богословии. Этот монах обучал Иоанна и его приемного брата Косму (будущего епископа Маюмского) наукам, но особенного успеха добился от братьев в богословии. Вскоре монах покинул семью, объяснив отцу мальчиков, что они стали мудрыми мужами. Сам Сергий вскоре умер, и Иоанн был вынужден занять место отца на службе у калифа. Через некоторое время калиф, заметивший высокую образованность и мудрость Иоанна, сделал его своим первым министром и градоначальником Дамаска.

Иоанн очень тяготился своим положением, но богатство и роскошь не смогли повредить чистоте его души. Несмотря на все трудности, связанные с его положением, он горел пламенной любовью к Православной Церкви и всегда, как и его отец, защищал христиан от гнета мусульман. Как он сам позже выразился: «Я сделался защитником Церкви и принес на ее защиту вверенный мне талант слова».

В 726 г. в Византийской империи наступает пора иконоборчества. Император Лев Исаврянин (716 - 741) задался целью: обратить арабов к христианству для того, чтобы обезопасить себя в будущем от их опустошающих набегов. Но одним из важных препятствий на пути претворения в жизнь его замысла стало иконопочитание, которое мусульмане не могли принять в принципе.

Решение было простым: император издает указ, запрещающий почитание святых икон и даже их употребление. Этот указ вызвал серьезные волнения в Византийской империи, расколол ее на два лагеря - иконоборцев и иконопочитателей. Отход от истины ради политических интересов вызвал сильное сопротивление со стороны Константинопольского Патриарха Германа, Папы Григория III и уже ставшего к тому времени великим богословом Иоанна Дамаскина. Превосходный дар слова, которым действительно обладал Иоанн, помог ему в составлении «Слов» и «Посланий», которые с жадностью читались в Константинополе и других городах, переходили из рук в руки и попросту пересказывались. В своих творениях Иоанн Дамаскин очень эффективно использовал все возможные исторические аргументы, ссылался на притчи, рассказанные святыми. Он говорил, что если тени и носовые платки апостолов исцеляли болезни, то почему мы не можем почитать их иконы?

Все эти призывы и увещевания действовали, в основном, на простых людей - одних укрепляя на пути исповедания истинной веры, другим - оступившимся - помогая найти эту самую истину. Но императора же они только раздражали, и он попросту постарался избавиться от основных своих оппонентов. Он низложил Патриарха Германа, а папу Григория III приказал либо отравить, либо умертвить мечем. Но задуманное ему, к счастью, не удалось - римляне заступились за своего папу с оружием в руках. Иоанна Дамаскина иконоборец решил оклеветать перед калифом. Он приказал своему писцу, чтобы тот подделал почерк Иоанна и написал письмо, адресованное ему же - Императору Византии, в котором якобы Иоанн Дамаскин предлагает императору помощь в свержении калифа.

Когда письмо было готово, Лев Исаврянин послал его калифу в знак дружбы между ними. Прочитав это письмо, калиф вознегодовал, и не взирая на предыдущие заслуги своего верного слуги, даже не выслушав его, приказал посадить Иоанна в тюрьму и отрубить ему правую руку, которой, по его мнению, было написано это злополучное письмо. Приказание было исполнено. С собой в тюрьме у Иоанна Дамаскина была икона Пресвятой Богородицы именуемая «Троеручница». Взяв свою отрубленную руку и положив ее перед собой, он упал на колени перед иконой и стал горячо молиться об исцелении. Измученный пережитым Иоанн уснул, и во сне он увидел Пресвятую Богородицу, которая, глядя на него сказала: «Теперь ты здоров, и горя больше нет». Очнувшись, Иоанн с великим удивлением обнаружил, что исцелился, его рука была на месте, о совершенном наказании говорил только шрам, опоясывающий ее вокруг.

Радость и благодарность переполнили душу Иоанна, и он написал свою первую величественную песнь: «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь».
Слух об этом чуде достиг калифа, и он вызвал к себе Иоанна. Выслушав на этот раз объяснения Иоанна Дамаскина, калиф понял, что несправедливо обидел своего верного слугу и приказал исправить свою ошибку, щедро наградив его и предложив продолжить службу дальше. Но Иоанн Дамаскин понял, насколько хрупким является земное золото и мирская слава и, отказался от всего этого.
Раздав все свое имущество бедным, Иоанн вместе со своим сводным братом Космой отправляются в обитель преподобного Саввы Освященного, расположенную вблизи Иерусалима.

Иерусалимский Патриарх Иоанн, в чьем ведении находился этот монастырь, в Иерусалиме посвящает Иоанна Дамаскина в пресвитеры и оставляет его проводником при храме Воскресения Христова. Но после того, как патриарх покидает это мир, Иоанн возвращается в обитель, где продолжает свои богословские труды в защиту и прославление Православия. Иоанн Дамаскин дожил до глубокой старости и скончался около 780 г.
Святой Иоанн Дамаскин является первым систематиком среди отцов Церкви, непревзойденным до сих пор писателем церковных песнопений и рьяным защитником основ Православия.

Из систематических трудов Иоанна Дамаскина главнейшими являются:
«Диалектика» (содержит в себе переосмысленное изложение всего лучшего из Аристотеля, Порфирия, Немезия и др.);
«Книга об ересях» (в частности, сюда включено изложение и критика учения Магомета);
«Точное изложение Православной веры».
Среди полемико-догматических сочинений св. Иоанна Дамаскина первое место занимают книги:
«Послания против порицающих святые иконы»;
Сочинение против несториан «Рассуждение».
Именно Иоанну Дамаскину мы обязаны появлением Октоиха (Осмогласника) - воскресных служб, разделенных на 8 гласов.

Эту книгу и некоторые каноны Иоанна еще при его жизни стали вводить не только в греческие Церкви, но даже в сирские, у яковитов и несториан. Своим Окотоихом св. Иоанн Дамаскин произвел большую перемену в чине богослужения, поэтому он вновь пересматривал и Устав Иерусалимский (Саввы Освященного), и Месяцеслов.

Преподобный Иоанн Дамаскин родился около 680 года в столице Сирии, Дамаске, в христианской семье. Его отец, Сергий Мансур, был казначеем при дворе халифа. У Иоанна был приемный брат, осиротевший отрок Косма, которого Сергий принял к себе в дом. Когда дети подросли, Сергий позаботился об их образовании. На Дамасском невольничьем рынке выкупил он из плена ученого монаха Коему из Калабрии и поручил ему учить детей. Мальчики обнаружили необыкновенные способности и легко освоили курс светских и духовных наук. После смерти отца Иоанн занял при дворе должность министра и градоправителя.

В то время в Византии возникла и быстро распространялась ересь иконоборчества, поддерживаемая императором Львом III Исавром (717 - 741). Став на защиту православного иконопочитания, Иоанн написал три трактата "Против порицающих святые иконы". Мудрые, Богодухновенные писания Иоанна привели императора в ярость. Но, так как автор их не был византийским подданным, его нельзя было ни заключить в тюрьму, ни казнить. Тогда император прибег к клевете. По его приказанию от имени Иоанна было составлено подложное письмо, в котором дамасский министр будто бы предлагал императору свою помощь в завоевании сирийской столицы. Это письмо и свой лицемерно-льстивый ответ на него Лев Исавр отослал халифу. Тот немедленно приказал отстранить Иоанна от должности, отрубить ему кисть правой руки и повесить ее на городской площади. В тот же день к вечеру Иоанну вернули отрубленную руку. Преподобный стал молиться Пресвятой Богородице и просить исцеления. Заснув, он увидел икону Божией Матери и услышал Ее голос, сообщивший ему, что он исцелен, и вместе с тем повелевший без устали трудиться исцеленной рукой. Проснувшись, он увидел, что рука его невредима.

Узнав о чуде, свидетельствовавшем о невиновности Иоанна, халиф просил у него прощения и хотел вернуть ему прежнюю должность, но преподобный отказался. Он роздал свое богатство и вместе с приемным братом и товарищем по учению Космой отправился в Иерусалим, где поступил простым послушником в монастырь Саввы Освященного . Нелегко было найти ему духовного руководителя. Из монастырской братии на это согласился лишь один очень опытный старец, который стал умело воспитывать в ученике дух послушания и смирения. Прежде всего старец запретил Иоанну писать, полагая, что успехи на этом поприще станут причиной гордыни. Однажды он послал преподобного в Дамаск продавать корзины, изготовленные в монастыре, причем поручил продать их гораздо дороже их настоящей цены. И вот, проделав мучительный путь под знойным солнцем, бывший вельможа Дамаска очутился на рынке в рваных одеждах простого продавца корзин. Но Иоанна узнал его бывший домоправитель и скупил все корзины по назначенной цене.

Однажды в монастыре скончался один из иноков и брат покойного попросил Иоанна написать что-нибудь в утешение. Иоанн долго отказывался, но из милосердия, уступив просьбам удрученного горем, написал свои знаменитые надгробные тропари. За это непослушание старец изгнал его из своей келлии. Все монахи начали просить за Иоанна. Тогда старец поручил ему одно из самых тяжелых и неприятных дел - убирать из монастыря нечистоты. Преподобный и здесь явил образец послушания. Через некоторое время старцу в видении было указано Пречистой и Пресвятой Девой Богородицей снять запрет с писательства Иоанна. О преподобном узнал Иерусалимский Патриарх, рукоположил его во священника и сделал проповедником при своей кафедре. Но преподобный Иоанн вскоре вернулся в Лавру преподобного Саввы, где до конца своих дней проводил время в писании духовных книг и церковных песнопений, и покинул монастырь только для того, чтобы обличить иконоборцев на Константинопольском Соборе 754 года. Его подвергли тюремному заключению и пыткам, но он всё перенес и по милости Божией остался жив. Преставился около 780 г., в возрасте 104 лет.



просмотров